К 6 июня, дню рождения Александра Сергеевича Пушкина, канал КУЛЬТУРА припас для нас подарок – повторение авторской программы Валентина Непомнящего «А. С. Пушкин.Тысяча строк о любви» (2003). По какой-то неведомой причине тогда я ее пропустила, тем внимательнее следила за передачами в этот раз. Посмотрела все восемь – от начала до конца. Получила громадное удовольствие, насладилась пушкинскими стихами – не всякий пушкинист так ярко и вдохновенно, притом наизусть, может их прочесть, но и задалась множеством недоуменных вопросов.
О вопросах после – вначале о понравившемся. Каждая из передач начиналась энергичной и светлой музыкой, первыми тактами «Классической симфонии» Сергея Прокофьева. Гений предварял рассказ о гении. И был этот рассказ немногословным, очень личным, полным откровений. Валентин Непомнящий – пожалуй, последний в плеяде великих пушкинистов ХХ века, начинавшихся с Семена Афанасьевича Венгерова и его «пушкинского семинария» в С-Петербургском университете.
В юности мне довелось слушать лекции Сергея Михайловича Бонди, одного их участников того семинария, пушкиниста-текстолога, казалось, знающего про Пушкина все. Валентин Непомнящий – другой. Судя по передачам, ему не очень интересны имена и судьбы окружавших Пушкина женщин и подробноти их общения, ему важен Путь поэта, трансформация его личности и взгляда на любовь. От первой к последней передаче одно за другим, в хронологическом порядке, читает он нам стихотворения Пушкина о любви, давая им свои пояснения. Что-то пропускает; так, популярнейшая у современников поэта «Черная шаль» не прозвучала. Да и в самом деле, стоит ли тратить время на такую ерунду и маскарад - балладу с придуманным кровавым сюжетом, где страсти рвутся в клочья?
Валентин Семенович одним из первых прочел нам стихотворение «Домовому» (1819), где юноша Пушкин уже имеет в голове идеал своей будущей жизни - на лоне семьи и природы. Но на пути к этому идеалу много преград, в поэте бродят страсти, он жаждет любви, любви чувственной... Поворотный пункт в изменении самосознания поэта – стихотворение «Пророк» (1826), написав которое, уже нельзя не идти за голосом Того, кто тебя направил. В тридцать лет поэт женится, он созрел для женитьбы и давно уже хочет ввести свою жизнь в ограниченные порядком и моралью рамки. Его избранница – сама красота, юность и грация. Но недаром в Болдине, перед свадьбой, во время холерного карантина, написано стихотворение «Бесы» (1830). Видно, что-то он предчувствует впереди - страшное, смутное, необъяснимое: «Домового ли хоронят?/ Ведьму ль замуж выдают?»
Этот «домовой» не из юношеских ли стихов? И при чем тут «ведьма», которую выдают замуж, накануне собственной свадьбы поэта? "Он как будто сунул руку в огонь", - говорит рассказчик. И после этой фразы мы не можем не вспомнить Дона Гуана – «Каменный гость» написан тою же Болдинской осенью 1830 года, - повесу и соблазнителя, погибшего от пожатия каменной десницы Командора, к вдове которого он пришел на свидание.
В предпоследней передаче цикла Валентин Непомнящий так подводит нас к гибели поэта: «Пушкин обрел все, о чем мечтал, - и тогда обрушивается на него его прошлое».
Трудно, невозможно трудно пересказать смысл этих передач. Вот несколько записанных мною прямых высказываний Валентина Непомнящего:
(о юноше-поэте) «В нем был смертельный шарм, неслыханное обаяние. Флюиды таланта и ума. Комплекс победителя».
«В человеке несколько сущностей: нижняя и верхняя. Натуральная и идеальная. Пушкин тонко различал в себе эти сущности».
«Получается, что творчество, жизнь, смерть, любовь – не самодостаточны. Они заключают в себе что-то, что захватывает все».
(В стихотворении «Дар напрасный, дар случайный») все противоположно «Пророку», он опровергается по всем пунктам. Пушкин живет не ту жизнь, которой должен жить автор «Пророка».
(об «Анчаре») Мир создан совершенным. Он испорчен мной, нами. В каждом из нас есть свой Анчар (древо яда, -ИЧ).
В дневнике Анны Олениной (1828) есть запись: «Пушкин - самый интересный человек нашего времени».
(о стихотворении «Я вас любил») «Это модель всеобъемлющего чувства, которое вместило в себя все».
"В стихотворении «Безумных лет угасшее веселье» (1830) есть гениальная строчка «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Мыслить и страдать, а не «срывать цветы удовольствия» (Хлестаков. – И.Ч.) Сначала было «мыслить и мечтать». «Страдать» - нет ни в одной поэзии мира. Там, где оно есть, возможно чудо «Болдинской осени».
«... он как бы приложил ухо к земле – и услышал гул, угрожающий. И он пошел на этот гул. На его прошлую жизнь должна была быть рифма».
«Этот могучий мужчина, которому всего за 30 лет, потомок «негров безобразный» и бояр, перестает после женитьбы писать любовные стихи.
«Погиб, защищая честь жены, свою честь, честь России. Бог не дал ему стать убийцей. Пушкин умирал как великий Поэт».
Теперь о том, что вызвало вопросы. Удивил сам подход к теме, когда конкретному адресату, женщине, которой Пушкин посвящает стихи, почти не уделяется внимания. Мне этот аспект темы кажется очень важным. Но Валентин Семенович ничего не сказал даже об «утаенной любви» поэта. Не высказал никаких предположений. Не знаю, как другим, а мне, с юности увлеченной статьей Тынянова «Безыменная любовь», хотелось услышать мнение Непомнящего о высказанной там гипотезе. Да, большинство пушкинистов, отвергают версию Юрия Тынянова о том, что неназванным адресатом многих пушкинских стихов, его «утаенной любовью», была Екатерина Андреевна Карамзина, вторая жена историка. Вместо нее называют имя Марии Раевской. Но так ли? Не слишком ли мимолетно было знакомство Пушкина с девочкой Раевской? А Екатерина Андреевна прошла через всю жизнь поэта, ее он просил позвать к нему перед смертью, она его перекрестила...
Или такой момент. Есть у Пушкина стихи, явно посвященные одной – умершей – женщине, которую он страстно любил. Это «Заклинание» («О, если правда, что в ночи...»). Эти стихи, как я всегда считала, посвящены Амалии Ризнич (1803-1825?), одесской подруге поэта, предмету его непреходящего чувства, умершей в Италии от чахотки или, по легенде, погибшей из-за ревности мужа. Непомнящий назвал в связи с этим стихотворением имя Воронцовой.
Постойте! Ведь у Пушкина ясно говорится: «Я тень зову». Он зовет к себе умершую возлюбленную, а Елизавета Ксаверьевна Воронцова в 1830 году жива и здорова, и проживет еще 50 лет - годы ее жизни: 1792 - 1880. Есть и еще подсказка о людях, «чья злоба убила друга моего». Поэт зовет возлюбленную буквально из гроба, в час, когда «пустеют тихие могилы». И что же? Это живая Елизавета Ксаверьевна?
Сергей Михайлович Бонди призывал нас верить Пушкину, он учил, что по одному слову «печальная», сказанному о свече, можно понять, что в этот миг любимой с поэтом нет («Мой голос для тебя и ласковый и томный»). Он пишет стихи, вспоминая любовное свидание...
А тут все сказано своими словами – и все равно исследователь настаивает, что речь идет о женщине, умершей не в самом деле, а фигурально. Ну нет, уж больно дико, срывая голос, кричит и зовет поэт («Ко мне, мой друг! Сюда! Сюда!»), чтобы я поверила, что все это «понарошку».
Еще одно место в рассказе просто повергло меня в ужас. Нет, не там, где Валентин Семенович говорит о «Борисе Годунове» как о религиозном произведении, с этим я просто не согласна, но в ужас меня повергло другое – датировка одного стихотворения.
Вот оно. «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем» (1830?). Это «самое эротическое» стихотворение Пушкина, конечно же, посвящено жене. И Непомнящий этого не отрицает. Но говорит, что оно написано «до свадьбы». Это как же? Нет, нет, Валентин Непомнящий и не думал сомневаться в добрачной невинности Наталии Николаевны, иначе «на этой женщине Пушкин бы не женился». Тогда что? Стихи не о ней? Не она названа «смиренницей»? Какая-то ерунда получается.
И не спасает сопоставление со стихотворением Батюшкова, который воспевает не любовь, а «искусство любви». А Пушкину-де нужна любовь. Если это пушкинское стихотворение чисто «теоретическое», если из него удалено реальное содержание, оно меня, как говорится, «не колышет». Но нет, все говорит о том, что оно навеяно жизнью и реальными взаимоотношениями с молодой женой. Разве это не ощущается? Недаром Пушкин даже не думал его публиковать. Я посмотрела: в разных сборниках это стихотворение имеет датой написания 1830, 1831 и 1832 гг. Кстати, о датировках. Они могут быть «маскировочными». Об этом пишут многие исследователи, а в своей «Линии жизни» (2015) это говорит и сам Валентин Непомнящий. Я столкнулась с подобным, работая со стихами Некрасова, обращенными к Авдотье Панаевой. Почти все его датировки обманные, специально уводят в сторону...
Та же история с менее «эротичным», но говорящем о том же стихотворением «Когда в объятия мои...». Оказывается, оно тоже написано «до брака», хоть и посвящено жене. Не верю. В эту чудовищную версию поверить трудно...
И последнее. Уже не в первый раз удивляюсь, как наши даже очень уважаемые и почтенные исследователи «ленивы и нелюбопытны». Вот купила в Москве выпущенную в 2009 году книгу «Дуэль и смерть Пушкина». И что же? Прочла в ней все то, что писали по этому поводу во времена наших дедов и прадедов. Но с тех пор написано много прорывных работ, сделаны потрясающие открытия, например, опубликованы письма Жоржа Дантеса к Екатерине Гончаровой из архива его правнука, найденные итальянской пушкинисткой Сереной Витале (см. ж. ЗВЕЗДА, № 8 за 1997 год).
Почему эти письма не поколебали привычную картину преддуэльной истории, одному Богу известно. Из рассказа Валентина Семеновича Непомнящего о последних месяцах Пушкина я поняла, что и ему было недосуг обратиться к этим документам. Впрочем, как я уже сказала, вся жизненная «фактура» волновала исследователя меньше, чем сам Путь поэта.
Валентин Непомнящий прекрасно завершил свой по большому счету замечательный цикл – стихотворением «Зимнее утро» (1829 или 1830). Все, конечно, его помнят: «Мороз и солнце; день чудесный/ Еще ты дремлешь, друг прелестный!/ Пора, красавица, проснись...»
Ничего не скажешь, гениальные стихи. Великолепная любовная лирика. И читает Валентин Непомнящий блестяще. Но, знаете, по моей дурацкой привычке, так мне захотелось узнать, кто же этот «друг прелестный», эта «красавица», к которой обращены чудесные эти строчки. Нужно ли это? Может быть, правильно делали мои школьные учителя, когда обрывали всякие подобные вопросы? Есть стихотворение – ну и учи себе! Чтобы потом отчеканить на отметку... А тебе, видите ли, еще знать хочется, кому посвящено...
А. С. Пушкин.Тысяча строк о любви. Выпуск 1
Валентин Непомнящий. Линия жизни
Валентин Семёнович Непомнящий (род. 1934) — советский и российский литературовед-пушкинист. В 1963—1992 гг. работал редактором в журнале «Вопросы литературы», с 1992 г. старший научный сотрудник Института мировой литературы РАН. Доктор филологических наук. Председатель Пушкинской комиссии ИМЛИ РАН (с 1988 г.). Лауреат Государственной премии России (2000). Специалист по творчеству А.С. Пушкина, автор книг «Поэзия и судьба. Статьи и заметки о Пушкине» (1983, дополненное издание 1987), «Пушкин. Русская картина мира» (1999), «Да ведают потомки православных. Пушкин. Россия. Мы» (2001), «На фоне Пушкина» (2014). Ниже размещен текст интервью Валентина Непомнящего, которое он дал в 2009 году корреспонденту "Российской газеты" Валерию Выжутовичу.- Пушкинская комиссия что из себя представляет?
Пушкинская комиссия ИМЛИ - это неформальное подразделение при нашем институте, которое по существу - постоянно действующая Пушкинская конференция в Москве. Притом не собственно московская, но общероссийская и международная. Докладчики приезжают к нам из разных городов мира. Существует комиссия вот уже 20 лет, и на ней сделано и обсуждено около 300 докладов (часть напечатана в наших институтских сборниках "Московский пушкинист").
Вот я шел сейчас к вам и в вестибюле ИМЛИ увидел объявление: "Заседание Пушкинской комиссии. Слово "Бог" в "Капитанской дочке". Неужели в творчестве Пушкина что-то еще осталось неизученным? Неужели еще возможны открытия?
А как же! Вот, например, после упомянутого вами доклада с его простодушным названием завязался интереснейший разговор не только о России XVIII века, но и о русской ментальности вообще, а ведь как это важно сегодня! Да, конечно, неясен целый ряд подробностей биографии Пушкина, неизвестны какие-то письма его и к нему, а все это может иметь отношение к самому главному - его творчеству. Но фактология - такая вещь, которая никогда не может быть прощупана "до конца". И вот одна из самых мучительных для нас проблем - датировка многих пушкинских текстов, порой очень важных. Это мучительная работа, потому что мы в ИМЛИ составляем новое, совершенно небывалое Собрание сочинений Пушкина: в нем произведения размещаются не так, будто в хранилище на полках (лирика отдельно, поэмы отдельно, проза, драмы и пр. - все по отдельности), а в том хронологическом порядке, в каком произведения создавались. В результате творчество Пушкина, его путь предстанут как живой процесс, словно идущий на наших глазах, и это позволит ответить на множество вопросов, многое по-новому понять.
- А есть ли в пушкинистике вечные вопросы?
Настоящая, великая литература только и занимается "вечными вопросами" (они же - "детские вопросы"): что такое жизнь, смерть, добро, зло, любовь, наконец, главное: что такое человек. Проблема человека, проблема соотношения в нем предназначения и реального его существования - вещь бездонная. Валерий Брюсов сказал, что Пушкин похож на реку с необычайно прозрачной водой, сквозь которую дно кажется совсем близким, а на самом деле там страшная глубина. Простота Пушкина и есть его бездонность; и главная его тема - именно проблема человека. Возьмите хоть стихотворение "Я вас любил...", написанное самыми простыми словами, хоть поэму "Медный всадник", вещь, изученную вроде бы вдоль и поперек; там такая бездна, такое сплетение смыслов...
Проблематика "Медного всадника" действительно многослойна. И на каждом витке российской истории что-то в этой поэме приобретает для современников особую актуальность, а что-то отступает на второй план. Вот, скажем, сегодня нас может интересовать, как Пушкин относился к петровским преобразованиям. Из "Медного всадника" это можно понять?
Можно. Пушкин сознавал величие Петра и со временем хотел написать его историю. Мало того, сам государь заказал ему такой труд. И Пушкин очень увлекся темой, буквально вцепился в нее. В одном из писем он сообщает: "Скопляю матерьялы - привожу в порядок - и вдруг вылью медный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок". Но чем дальше он углублялся в историю Петра, тем страшнее ему становилось. И вылился медный памятник, но совершенно иной. Вылился "Медный всадник" - очень страшная вещь. В ней величие Петра - такое величие, которое сверхчеловечно, может быть, даже внечеловечно. Медного всадника никуда не "перетаскивают" - он сам скачет, чтобы раздавить человека (хотя происходит это не наяву, а в помутневшем разуме Евгения). Понимая величие царя-реформатора, Пушкин в то же время понимал, что этот "первый большевик" (так скажет потом М. Волошин) решил Россию, что называется, через коленку переломить, силой "поменять менталитет" народа (о чем нынче мечтают некоторые наши деятели). Было немало толкований "идеи" этой поэмы: "власть и народ", торжество "общего" над "частным" и т.д. Но есть еще один смысл, на сегодня, по-моему, самый актуальный, а именно - страшная "обратная" сторона того, что называется цивилизацией, каковая призвана вроде бы улучшать условия существования человека, но при этом самого-то человека уродует, изничтожая в нем человеческое.
- Еще один сегодняшний вопрос: Пушкин был либералом в европейском значении этого слова?
Ну, это вещь общеизвестная. Пушкин с молодости был воспитан в духе западного рационализма, просвещения, вольтерьянства, атеизма и т.п. И в этой духовной атмосфере он чувствовал себя как рыба в воде. Но вот его стихотворение "Безверие", написанное в 1817 году по экзаменационному заданию (требовалось описать, как несчастен неверующий человек, или обличить его), с такой искренностью передает муки безверия, что переведи его в прозу, немного поменяй строй речи, и получится прекрасная церковная проповедь.
- Дружба Пушкина с декабристами - тоже свидетельство его либеральных воззрений?
Да нет, дружба у него всегда основывалась только на человеческих симпатиях, идеология тут была ни при чем. Просто и он, и они воспитывались в одном духе - либеральном. Но ему было свойственно много и независимо думать. И вот, живя в Михайловском, среди народа, с декабристами он начал расходиться во мнениях очень скоро - нисколько не жертвуя при этом чувством дружбы. А после "Бориса Годунова", оконченного в 1825 году, как раз к 7 ноября (правда, по старому стилю), он уже монархист. Но не "кондовый": просто он утвердился в том, что монархия - оптимальный для России способ правления. "Демократическую" Америку Пушкин презирал. Вяземский называл его "либеральным консерватором".
- Вы тоже, насколько я понимаю, завязали с либерализмом.
Да я, в сущности, либералом никогда и не был. Был обычный советский человек. Родители - совершенно советские люди, так сказать, "честные коммунисты". Отец в сорок первом ушел добровольцем на фронт, мама долгие годы была секретарем парторганизации. В конце пятидесятых я окончил классическое отделение филфака МГУ (греческий, латынь), а работать стал в фабричной многотиражке, куда меня устроил отец-журналист. В то время, после смерти Сталина и ХХ съезда партии, в среде думающей интеллигенции распространялось мнение, что "порядочные люди должны идти в партию". И когда мне начальство фабрики велело вступать в партию (как "работнику идеологического фронта"), я, не задумываясь, пошел. Потом оказался в "Литературной газете", в литературной среде, много думал о том, что происходит в литературе, в стране, и во мне рос какой-то протест. И постепенно я стал воспринимать свою "партийность" с тоской, будто не в своей тарелке сижу, будто у меня путы на ногах...
- А кончилось тем, что вас из партии исключили.
Да, в 68-м году. За письмо в защиту Гинзбурга и Галанскова, выпустивших "Белую книгу" о "процессе Синявского и Даниэля".
- Это знаменитое письмо - ваших рук дело?
Моих. До этого мне не раз предлагали подписать письма протеста, но они мне все не нравились.
- Чем же?
А вот этим своим либерально-крикливым, истеричным тоном, дурным вкусом. Но я же был и всерьез возмущен тем, что людей много месяцев противозаконно держат в заключении. В общем, я сел и написал свое письмо - спокойное, я бы сказал толерантное, основанное только на публикациях нашей прессы, а не на сообщениях "вражеских голосов". И под этим письмом подписались двадцать пять человек - от Паустовского и Каверина до Максимова и Войновича, его потом так и стали называть "писательским". А вот Юрий Карякин отказался подписать: "Знаешь, если либералы придут к власти, они во многом будут похлеще, чем большевики", - как в воду глядел... Ну, так или иначе, это спокойное письмо вызвало в "верхах" самую отчаянную злобу. Меня быстро взяли за шиворот и протащили по всем ступенькам лестницы допросов, дознаний, угроз...
- Вами занимался КГБ или это было партийное разбирательство?
Партийное. Была даже должность такая - партследователь. Началось с разговора в редакции журнала "Вопросы литературы", где я в ту пору работал. Ну а дальше райком, горком, обком... я тогда насчитал двенадцать или пятнадцать разных ступенек. Но я стоял, как вкопанный в землю столб.
- Вас потом с работы не погнали?
Представьте себе, нет. Главным редактором "Вопросов литературы" был Виталий Михайлович Озеров - писатель и критик насквозь партийный, но человек очень порядочный. Он меня просто понизил в должности: я был завотделом, а сделался младшим редактором. И вместо 230 рублей стал получать 110. И кроме того, мне на год запретили выступать по радио, публиковаться в печатных изданиях. Плюс к тому я лишился возможности издать книгу о сказках Пушкина. И за это я благодарю Бога. Потому что если бы книга вышла в том виде, в каком была написана в 68-м году, мне потом было бы стыдно.
- Неужто образы Попа и его работника Балды там трактовались с классовых позиций?
Да нет, такого у меня быть не могло. Там было много хорошего, прочувствованного, верного, но в целом я тогда, видно, до темы не дорос, до настоящей глубины не достал. Позже я эту книжку написал заново, теперь она считается одной из лучших на эту тему: я даже слышал ее определение как "классической" - во как!
Где-то вы сказали, что ваш метод исследования пушкинской поэзии включает в себя, помимо прочего, еще и публичное чтение стихов. Объясните, почему вам без этого трудно обходиться.
Дело не в публичности. Мне для понимания пушкинских строк требуется их произнесение, a не просто чтение глазами. Стихи - идеальное проявление языка. А русский язык - самый гибкий, самый выразительный. У нас огромную роль играет интонационная музыка. Причем музыка не только в фоническом значении, но и в смысловом. И это всегда меня пленяло в русском языке. Тут большую роль сыграла моя мама, которая мне читала "Медного всадника" на ночь. Я с пяти лет помню эту поэму наизусть. Так вот, в самой музыке стиха таится смысл. Я как-то размышлял над стихотворением "Послание в Сибирь" ("Во глубине сибирских руд..."). И вдруг последнюю строчку я прочел не так, как ее обычно читают. Не "и братья меч вам отдадут", а - "и братья меч вам отдадут". Отдадут - значит, вернут обратно то, что взяли. А что было взято у декабристов? У них отняли шпаги и сломали. Их лишили чести дворянской. У них отобрали дворянство. И вот оказалось, что стихотворение это - не революционная прокламация, как считалось, а намек на возможную в будущем амнистию, надежду на которую Пушкин вынес из своего разговора с Николаем I после возвращения из ссылки. В результате получилась большая статья "История одного послания". Или вот "Евгений Онегин". Его невозможно понять по-настоящему, читая глазами. Там половина смысла - в интонации, а ее подсказывает чуткому уху сам пушкинский стих.
Впервые ваше имя широко прогремело в 1965 году. Известность вам принесла статья "Двадцать строк". С подзаголовком: "Пушкин в последние годы жизни и стихотворение "Я памятник себе воздвиг нерукотворный". Скажите, чем эта статья так зацепила тогдашнюю читательскую публику?
Статья была молодая, романтическая, задиристая, со скрытыми шпильками на тему отношения власти к писателям, да еще с дуновениями неосознанной религиозности. А главное - Пушкин был в ней не "классик"-идол, а живой и страдающий человек. В ней же возникло и зерно моего метода: через одно произведение "просматривается" едва ли не весь Пушкин - его жизнь, большой контекст его творчества.
В те времена литературоведческая статья могла стать бестселлером. Сильнейшее влияние на умы производили, к примеру, "новомирские" публикации Владимира Лакшина о русских классиках. Потому что в произведениях Пушкина, Толстого, Чехова автор "вычитывал" и проклятые вопросы современной жизни, и делал это остро, с публицистическим темпераментом. Такое литературоведение ныне отошло в область предания. Как думаете, почему?
Думаю, потому, что и сама литература перестала быть тем, чем она раньше была, когда учила мыслить и страдать. Теперь ей отведена роль служанки, источника развлечений. Я не раз напоминал, что по программе Геббельса покоренным народам полагалось только развлекательное искусство. Культура как духовное возделывание человеческой души (культура по-латыни и есть "возделывание") теперь прислуживает цивилизации - устроению удобств житейского быта. Это страшней, чем всякие преследования и запреты. Начальника, цензора можно было иногда обойти, обмануть, можно было найти другой способ высказаться; а деньги - это такой цензор, которого не обойдешь и не обманешь. Это счастье, что среди большевиков попадались люди, выросшие на великой классике XIX века, на прежней системе ценностей, - может, благодаря этому вся русская литература не была запрещена, как был запрещен Достоевский. Если бы это случилось, еще неизвестно, как и чем закончилась бы Великая Отечественная война. Ведь дух нашего народа формировался и укреплялся Пушкиным, Лермонтовым, Толстым, Гоголем, Тургеневым...
А может, это хорошо, что литература у нас наконец перестала быть общественной кафедрой? Общественной кафедрой литература, так же как и театр, становится только в условиях несвободы. Так, наверное, стоит порадоваться тому, что литература в России теперь не больше, чем литература, поэт - не больше, чем поэт?
Чему тут радоваться? Для других стран такое положение литературы, может, и не беда; для России это национальная катастрофа. Русская литература по природе своей была проповедником высоких человеческих идеалов, а мы такие люди, что, вдохновляясь высоким идеалом, можем совершать чудеса. А под знаменем рынка... Помню, как в начале девяностых русскую литературу обвиняли во всех наших бедах. Она, мол, виновата в революции, виновата во всем... Появилось ироническое определение: "так называемая великая русская литература". А обращенные к Толстому знаменитые слова Тургенева "великий писатель Земли Русской" были остроумно заменены на ВПЗР. Под знаменем "деидеологизации" (помню, с каким трудом Борис Николаевич Ельцин выговаривал это слово) рыночные понятия стали активно внедряться в массовое сознание, диктовать идеи и идеалы, и в конце концов сам рынок превратился в идеологию, а культура-служение - в культуру-обслугу.
- Вы считаете, рыночная идеология чужда русскому сознанию, отторгается им?
Надо различать рынок как орудие житейского устроения и рынок как идеологию: это совсем разные вещи. Рынок как орудие был всегда, это и из евангельских притч ясно: Христос пользовался в них примерами рыночных отношений. Еда необходима для жизнедеятельности человека, но если на интересах еды построить все человеческие отношения, они перестанут быть человеческими, превратятся в животные. Примерно то же и с рынком. Когда выгода, прибыль становятся основой идеологии, определяют систему ценностей общества, общество превращается в стадо - либо дикое, хищное, либо тупо-конформистское. Рынок в России был всегда (советское время - случай особый): без обмена услугами общество немыслимо. Но рынок никогда не был у нас точкой отсчета человеческих ценностей. Вспомним А.Н. Островского, одного из современнейших сейчас классиков: во всех этих его толстосумах и хищниках, в глубине души каждого рано или поздно обнаруживается человек. А тема денег... Она в нашей литературе присутствовала, но почти всегда - с оттенком какой-то душевной тяжести, трагизма и... я бы сказал, стыдноватости, что ли... Ведь наша иерархия ценностей складывалась веками как именно духовная, и за века это устоялось. У нас духовное выше материального.
У нас идеалы выше интересов. У нас нравственность выше прагматики. У нас совесть выше корысти. Эти очень простые вещи всегда были краеугольными камнями русского сознания. Другое дело, что русский человек в своих реальных проявлениях мог быть ужасен, но при этом он понимал, что ужасен. Как сказал Достоевский: русский человек много безобразничает, но он всегда знает, что именно безобразничает. То есть знает границу между добром и злом и не путает первое со вторым. Мы в своих поступках гораздо хуже своей системы ценностей, но она - лучшая в мире. Центральный пункт западного (в первую очередь американского) мировоззрения - улучшение "качества жизни": как жить еще лучше. Для нас всегда было важно не "как жить", а "для чего жить", в чем смысл моей жизни. Это ставит нас в тяжелое положение: идеалы Руси всегда были, по словам Д.С. Лихачева, "слишком высоки", порой осознавались как недостижимые - от этого русский человек и пил, и безобразничал. Но эти же идеалы создали нас как великую нацию, которая ни на кого не похожа, которая не раз то удивляла, то возмущала, то восхищала весь мир. Когда много лет назад в Гватемалу после огромного стихийного бедствия съехались спасатели из разных стран, большинство их с наступлением пяти или шести часов застегивали рукава и шли отдыхать: рабочий день был кончен. А наши продолжали работать дотемна. Наши идеалы породили и неслыханного величия культуру, в том числе литературу, которую Томас Манн назвал "святой". А теперь вся система наших ценностей выворачивается наизнанку.
- Вам некомфортно в нынешней культурной ситуации?
Я живу в чужом времени. И порой у меня, как писал Пушкин жене, "кровь в желчь превращается". Потому что невыносимо видеть плебеизацию русской культуры, которая, включая и народную культуру, всегда была внутренне аристократична. Недаром Бунин говорил, что русский мужик всегда чем-то похож на дворянина, а русский барин на мужика. Но вот недавно один деятель литературы изрек: "Народ - понятие мифологическое". Что-то подобное я уже слышал в девяностых годах, когда кто-то из приглашенных на радио философов заявил: "Истинность и ценность - понятия мифологические. На самом деле существуют лишь цели и способы их достижения". Чисто животная "философия". В такой атмосфере не может родиться ничто великое, в том числе в литературе. Людей настойчиво приучают к глянцевой мерзости, которой переполнены все ларьки, киоски, магазины, и неглянцевой тоже.
- Вы думаете, кто-то осознанно и целенаправленно истребляет в народе тягу к разумному, доброму, вечному?
Скажу честно - не знаю. Просто, думаю, это делают люди с другим кругозором, с совсем иными представлениями о ценностях, о добре и зле. Одним словом - "прагматики", то есть те, для кого главная "ценность" - выгода, и поскорее. Но Россия - страна Пушкина, Гоголя, Гончарова, Достоевского, Платонова, Белова, Солженицына, Твардовского, Астафьева, - не может жить "прагматикой", истинность и ценность для нее не мифологические понятия. Но сегодня ей усердно навязывают "прагматическую" идеологию. Посмотрите на так называемую "реформу образования" с ее тупой, издевательской лотереей ЕГЭ вместо экзамена, с введением "болонской системы", в которой основательность и широта образования приносятся в жертву узкой специализации, наконец - с самым чудовищным: с выведением русской литературы из категории базовых предметов. Последнее - повторю еще и еще раз - это крупнейшее преступление против народа, против каждого человека, особенно молодого, убийственный удар по нашему менталитету, по нашей системе ценностей, по России, по ее будущему. Ведь свойство "прагматиков" - не уметь и не желать видеть дальше своего носа. И если "реформа образования" в таком ее виде осуществится, через три-четыре десятка лет в России появится другое население. Оно будет состоять из грамотных потребителей, прагматичных невежд и талантливых бандитов. Это будет уже другая страна: Россия, из которой вынули душу. Вот что сейчас не дает мне покоя.
January 16th, 2018 , 03:44 pm
Только что разговаривала с женой Валентина Семеновича. Татьяна Евгеньевна рассказала, что им очень нужны деньги на лекарства. Состояние Валентина Семеновича с переменным успехом и зависит от лечения и медикаментов.
Мне стыдно даже писать об этом: у Непомнящего - филолога с мировым именем, известного пушкиниста, президента пушкинской секции ИМЛИ зараплата 25 тысяч рублей. Сын инвалид и жена, почти ослепшая после инсульта.
Уже несколько лет у В.С. Непомнящего проблемы со здоровьем - депрессия, бессонница, утомляемость - результат напряженной интеллектуальной работы, по мнению врачей. Непомнящий написал однажды, что русский человек по природе склонен работать не за деньги а за идею / «На фоне Пушкина»,1 том/. И сам Валентин Семенович, как представитель этого типа настоящего русского человека, отдавая всю свою жизнь делу русской литературы, не заработал и не накопил на черный день.
Сейчас его семья нуждается в средствах для лечения и медикаментов для Валентина Семеновича. Обращаемся ко всем людям, кому дорога русская культура и соработники ее, помочь материально семье Непомнящего, пожертвовав на их целевой счет любую сумму. Поверьте, это тот случай, когда жертва эта необходима не только его семье, но и всем нам, читающим книги В.С Непомнящнего, питающимися его высокими открытиями литературного и антропологического плана.
Короткая справка: Валенти́н Семёнович Непо́мнящий (род. 9 мая 1934 г., Ленинград) — российский литературовед.
Писатель, доктор филологических наук, заведующий сектором изучения Пушкина, председатель Пушкинской комиссии Института мировой литературы Российской Академии наук (ИМЛИ РАН). Один из ведущих отечественных исследователей творчества Пушкина (первая работа о Пушкине опубликована в 1962 году), автор книг "Поэзия и судьба" (М., 1983, 1987, 1999) и "Пушкин. Русская картина мира" (М., 1999; удостоена Государственной премии Российской Федерации).
Для пожертвований:
Новая карта: Для пожертвований:
Карта Сбербанка России:
5336 6900 6562 1700 / владелица карты жена В.С Непомнящего Елена Евгеньевна Непомнящая/
Указать: На лечение Валентина Семеновича Непомнящего
Валентин Семёнович Непомнящий отказался от интервью.
Ты меня прости! - сказал. - Болею.
Но разве можно сейчас не писать о Непомнящем - известном пушкинисте, щедром человеке? 9 мая Валентину Семёновичу исполняется 80 лет. Самое время - поблагодарить его за красоту и мудрость, которые он подарил нам, своим современникам.
«Евгений Онегин. Читает и рассказывает Валентин Непомнящий», «Пушкин. Тысяча строк о любви»… Эти и другие многосерийные телевизионные фильмы можно смотреть и пересматривать бесконечно. И всякий раз открывать новое. Никто не читает Пушкина лучше, чем Непомнящий. «Евгения Онегина» - наизусть знает!
ВАЛЕНТИН И ВАЛЕНТИНА
Непомнящий родился в Ленинграде. Он рассказывал, что их семья жила на Лиговке. Пятилетний человек запомнил, как мама читала ему книжки. Тогда-то он впервые встретился с Пушкиным. И слушал не только сказки, но и «Медного всадника». Что мог понять тогда ребёнок в этой истории? Но что-то понимал. Стихи отпечатывались в его душе.
А ещё мама любила петь. У неё был хороший голос - сопрано. Она пела романсы, арии из опер. Дала сыну верное направление в жизни - к красоте, гармонии.
Потом была война, эвакуация из Ленинграда. Семья туда не вернулась: у отца было прострелено легкое, пулю так и не извлекли. Жить во влажном ленинградском климате он не мог. Поселились в Москве.
Жили небогато. Валентин любил классическую музыку, слушал оперы, драматические спектакли. Всё это передавали по советскому радио. И он шутил, что радио образовало его.
Но больше всего он всё-таки благодарен маме. Несколько раз переиздавалась книга Валентина Семёновича о Пушкине с лаконичным названием «Поэзия и судьба». На ней стоит коротенькое посвящение: «Памяти мамы - Валентины Алексеевны Никитиной».
Она - Валентина. Он - Валентин. Разве это случайно?
НОВЫЙ ВЗГЛЯД
Валентин Непомнящий поступил в Московский государственный университет на отделение классической филологии. Изучал древнегреческий, латинский языки. Заниматься Пушкиным - не думал, хотя выучил много его стихов.
Работать он пошёл в фабричную многотиражку. Так почему-то назывались газеты, выходившие не многочисленными, а совсем маленькими тиражами.
На фабрике «Вымпел» шили пальто. Непомнящий ходил по цехам, сидел на собраниях. А в свободное время собирал знакомых и читал стихи. Вместе слушали симфоническую музыку.
Валентин Семёнович занимался в театральной студии Дома культуры имени Русакова. Обычном рабочем доме культуры.
Эта студия просуществовала - с гулькин нос, - рассказала мне супруга Непомнящего Татьяна Евгеньевна.
Здесь они встретились - на всю жизнь. С того момента минуло 58 лет. И здесь Валентин Семёнович на всю жизнь встретился с Пушкиным. По-новому.
В студии ставили «Маленькие трагедии». Случайно ли? Непомнящему дали роль Дон Гуана. Молодой человек легко читал со сцены строчки Пушкина. И вдруг режиссёр остановил его:
Имей в виду: герой говорит одно, а думает о другом.
Для Валентина Семёновича это было открытием: у Пушкина существует два плана?! И ему стало интересно: что же там внутри?
«ВОПЛИ» И ПРИЗВАНИЕ
Статья Валентина Семёновича о «Маленьких трагедиях» Пушкина была напечатана в журнале «Вопросы литературы». «Вопли» - так весело сокращали его название в народе.
Вторую статью Непомнящий написал о «Памятнике». Валентин Семёнович рассказывал в книжке: «…это одно из самых дорогих для меня воспоминаний. Летом 1965 года, в конце дня, я сидел на гранитном парапете сквера на площади Пушкина, невдалеке от памятника…»
Неожиданно к нему обратился «человек с незаметным лицом, в порядком обтрёпанном пиджаке, седоватый, небритый» и попросил объяснить слова поэта: «И милость к падшим призывал».
В сумке у Непомнящего лежал свежий номер «Вопросов литературы» со статьёй, где он писал о том, что строка эта говорит о милости, терпимости к людям, а не о классовой борьбе (тогда искусство оценивалось политическими категориями). Валентин Семёнович ещё жил этой статьёй. Стал рассказывать. Говорил горячо. И услышал в ответ:
Точно… Вы извините, я-то и сам вот так чувствовал…
Словно Пушкин позвал Непомнящего: «И мне, и читателям нужно, чтобы меня понимали. Объясни, пожалуйста!»
«СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ ДРУГ…»
Размышлять, писать, рассказывать о Пушкине стало его воздухом, смыслом. Он приезжал в школы и беседовал со старшеклассниками. Знакомил их с живым, радостным Пушкиным. Появлялся в домах пионеров. Рассказывал, задавал детям вопросы - и, случалось, ребята открывали ему то, чего не мог понять взрослый человек, потерявший простоту восприятия.
Непомнящий убеждался в том, что Пушкин - солнечный центр нашей истории (так утверждал философ Ильин). А «мир Пушкина - это космос, что по-гречески означает «порядок», «устроенность»: устроенное целое, в котором всё не случайно, всё неспроста, всё осмысленно и по своей сути прекрасно». «…это мир всеобщей связи и единства: образ целостного бытия, той самой действительной Жизни, которая всегда ведь неблагополучна, но всегда прекрасна, ибо она - Жизнь, и само присутствие в ней любого количества теней говорит всё же о присутствии света». «Этот мир залит светом и оттого сам сияет, поэтому его неблагополучие не лезет в глаза».
Жизнь Непомнящего менялась. Он выучил французский, потому что на нём писал и думал Пушкин. Стал доктором наук. Чётко услышал, как «у Пушкина вся громада мироздания звучит, существует, происходит и совершается ради человека». Понял смысл жизни. Пришёл к Богу.
В общем, Непомнящий нашёл друга - и его жизнь осветилась пушкинским светом.
«ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН»
Пушкин - солнечный центр нашей истории. А «Евгений Онегин» - центр этого центра. В этом убеждён Валентин Семёнович Непомнящий.
«Евгения Онегина» Пушкин писал семь лет. Начал - в двадцать три года, завершил - в тридцать. Он многое пережил за это время и был очень внимателен к своей душе. Видел, как борются в ней два начала. Одно - высокое, отвечающее предназначению человека: стоять челом к Вечности, помнить об идеале, истине. Другое - прагматичное: урвать побольше денег, удовольствий, всегда добиваться, чего хочется, не думая о последствиях.
Татьяна Ларина - олицетворение лучшей части души поэта, Евгений Онегин - эгоистической. Они борются между собою - и при этом составляют целое. Так борется и Россия. То, кажется, совсем пропадёт, то снова вспомнит о совести, верности, чистоте.
Думаю, Россия всем своим опытом - катастрофическим, трагическим, героическим, нелепым, юродским - показывает, что невозможно построить рай с таким человечеством, что невозможен рай технологический, научный, коммерческий, - считает Непомнящий. - Что рай - это совсем другое: не прогресс, а человек, который становится человеком в полном смысле слова.
ПОДСКАЗКА ОТ ЧАЙКОВСКОГО
Как-то Валентин Семёнович слушал оперу Чайковского «Орлеанская дева». Пётр Ильич написал её сразу после «Евгения Онегина». И вдруг в спектакле зазвучали музыкальные интонации финального объяснения Татьяны и Онегина. Это Жанна Д-Арк объяснялась с человеком, которого любила, а он - из вражеского стана.
Непомнящий рассказывает:
Чайковский повторил художественную логику Пушкина, который закончил «Евгения Онегина» - и тут же приступил к роману «Рославль», где есть русская женщина Полина отчасти с душою Жанны Д-Арк, у которой - какое-то взаимное тяготение с пленным французом, тоже врагом. Этот француз сообщает Полине о пожаре Москвы - со скорбью, ужасом, потому что понимает: Наполеон погиб. А она говорит:
Честь наша спасена! Никогда больше Европа не осмелится бороться с народом, который сам себе рубит руки и жжёт свою столицу!
А к Татьяне пришёл тот, о котором она мечтала, которого во сне видела, считала за идеал человека. Он пал к её ногам, а она горит, как Москва, но не уступает.
Как же всё-таки неслучайна, свободна жизнь! Россия - одна, но в ней - две России, которые борются друг с другом. И Валентин Семёнович делает вывод:
От того, которая из них победит, зависит, уйдёт ли моё Отечество, моя Родина, под воду, как град Китеж, как крейсер «Варяг» - или поможет человечеству остаться человечеством и спастись.
ДЕРЕВНЯ. РУСЬ.
Сериал «Евгений Онегин. Читает и рассказывает Валентин Непомнящий» снимали в деревенском доме Валентина Семейновича и в окрестностях села Махра.
Вообще Валентин Семёнович человек мягкого нрава, но тут проявил настойчивость - рассказывает Татьяна Евгеньевна. - Он и в молодости, когда отдавал какую-то работу в издательство, говорил: «Без меня ничего не править! Если я поставил тире - значит, пусть будет тире!»
В деревне происходит и большая часть событий «Евгения Онегина». На латинском языке деревня называется rus. Русь. Россия.
Непомнящий читает, рассуждает на фоне музыки - Чайковского, Рахманинова… Его окружает необыкновенно красивая обстановка.
А наш дом - это доски, и не самые хорошие, - продолжает Татьяна Евгеньевна. - Но телевизионщики его преобразили. Привезли какие-то занавески, покрывала, переставила мебель.
Фильм показали по телеканалу «Культура». Обстановка в нём воспринималась как очень богатая. Татьяна Евгеньевна даже испугалась:
Я боялась, что нас ограбят.
ТАЙНЫ БЫТИЯ
«Мне нужно привести в порядок мой дом», - это были последние слова Пушкина перед уходом в иной мир. Но Пушкин и теперь приводит в порядок свой дом - огромную, трудно живущую Россию. Соединяет людей, поколения. Говорит с нами на великом русском языке.
«Гармония Пушкина - это обыкновенность, в которой разверзаются тайны бытия». Так написал Непомнящий.
Воды глубокие
Плавно текут.
Люди премудрые
Тихо живут.
Так написал Пушкин на книжной закладке.
Наталия ГОЛДОВСКАЯ
Валентин Семенович Непомнящий - доктор филологических наук, известный пушкинист, писатель, литературовед, заведующий сектором и председатель Пушкинской комиссии Института мировой литературы РАН (ИМЛИ), лауреат Государственной премии в области литературы и искусства. Родился 9 мая 1934 г. в Ленинграде. Главным его воспитателем была мать, Валентина Алексеевна Никитина, которая уже в раннем детстве привила ему любовь к поэзии и классической музыке. В июне 1941 г. отец ушел добровольцем на фронт, стал военным журналистом, а Валентин вместе с матерью был эвакуирован в Дагестан. В 1946 г. семья переехала в Москву. В 1952 г., закончив школу, он поступил на филологический факультет МГУ. Изучал древнегреческий и латынь, читал в подлиннике Анакреонта, Катулла, Цезаря и Гомера. Был у него в эти годы и второй «университет» - театральная студия, где произошла первая «серьезная» встреча будущего литературоведа с великим Пушкиным, определившая в дальнейшем основное направление всего его творчества. После окончания МГУ Непомнящий начал работать на швейной фабрике в местной многотиражке. Здесь он и стал профессиональным редактором. Затем два года работы в «Литературной газете» и почти тридцать лет в журнале "Вопросы литературы". С 1992 г. - старший научный сотрудник ИМЛИ РАН. Печататься начал в 1959 г. Впервые его статья о Пушкине была опубликована к 125-летию со дня смерти поэта в 1962 г. Ныне Валентин Семенович Непомнящий - один из ведущих отечественных исследователей творчества Пушкина, автор книг «Поэзия и судьба. Статьи и заметки о Пушкине» (1983, дополненное издание 1987), «Пушкин. Русская картина мира» (1999), «Да ведают потомки православных. Пушкин. Россия. Мы» (2001). Основная характерная черта всех этих работ - сочетание глубокого филологического анализа текстов с философским осмыслением поэта как литературного явления и его влияния на русскую культуру.
Loading...